Опубликовано 29.11.2002. в Ухтилизации ?3 (газета 'За нефтяные кадры', ?28-29)

 

НОРВЕЖСКАЯ ПОЭЗИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ
"Мы принадлежим к народу, который
 хоть и немногочислен, но заявил о
 себе миру прежде всего своей культурой. "

                                                   Нурдал Григ
 

           Поэзия издавна обладала в Норвегии великой действенной силой. Скальдов чтили не меньше, чем конунгов, завоевывавших новые земли и привозивших домой богатую добычу. 'Хвалебная песнь', написанная скальдом, не только прославляла конунга и укрепляла его могущество, но, случалось, спасала жизнь ее автору. Самая знаменитая из дошедших до нас хвалебных песней - 'Выкуп головы' - была написана в Х веке Эгилем, сыном Грима Лысого, одного из исландских первопоселенцев. Эгиль был известен и как замечательный скальд, и как не ведавший страха воин. В саге о нем рассказывается, что однажды Эгиль попал в руки норвежского конунга Эйрика Кровавая Секира, одного из сыновей которого он убил. Эйрик хотел сразу же прикончить Эгиля, но его уговорили подождать до утра, ибо убивать человека ночью по тогдашним понятиям считалось низким. В течение той ночи Эгиль и сочинил свою знаменитую хвалебную песнь об Эйрике, за что ему была дарована жизнь.

           Шло время, канули в прошлое хвалебные песни, поэзия изменила свой характер, но ее магическая власть над людьми сохранилась.

           Еще в начале нашего века рыбаки Хельгеллана нашивали на паруса своих шхун черный лоскут в знак траура по поэту Петеру Дассу (1647-1708). Петер Дасс был пастором, однако писал он не только религиозные псалмы, но и шуточные песни; те и другие пользовались огромной любовью и продолжали жить в народе и после смерти их автора. Главное произведение Петера Дасса - поэма 'Нурланнская труба' - посвящено жизни трудовых людей Севера, их работе, быту, горестям и радостям. Эта поэма, да и все творчество Петера Дасса позволяют считать его основоположником национальной норвежской поэзии.

           В 1814 году Норвегия освободилась от унизительной зависимости от Дании, тогда же была принята конституция, которую Ф. Энгельс в письме к Паулю Эрнсту в 1890 году назвал самой демократической в Европе того времени. Эти события способствовали небывалому расцвету национального самосознания, который не мог не отразиться на литературе. Тогда-то она и родилась, та великая норвежская литература, о которой Энгельс в том же письме сказал: 'За последние двадцать лет Норвегия пережила такой подъем в области литературы, каким не может похвалиться... ни одна страна, кроме России'. Произведения Хенрика Ибсена, Бьернстьерне Бьернсона, Хенрика Вергеланна, Юхана Вельхавена, Юнаса Ли, Арне Гарборга и многих других писателей и поэтов XIX века вошли в сокровищницу мировой литературы.

           В XX веке норвежская литература, в частности поэзия, отнюдь не оскудела, на смену поэтам прошлого явилась замечательная плеяда новых, из которых в нашей стране хорошо известен Нурдал Григ, поэт-антифашист, погибший в борьбе с гитлеризмом.

           Норвежцы любят говорить, что в их стране стихов пишут больше, чем читают. С этим утверждением трудно согласиться но оно, бесспорно, означает, что поэтическое творчество для норвежцев - естественная форма существования, способ общения с прошлым и будущим, осмысления сегодняшних событий. Современная норвежская поэзия, следующая демократическим традициям своих классиков и обогащенная не только национальным, но и мировым поэтическим опытом, представлена множеством ярких дарований, отмечена всеми приметами нашего неспокойного века.

           Читатель этой книги познакомится с творчеством шести ведущих поэтов современной Норвегии. Старший из них, Улав X. Хауге, родился в 1908 году, младший, Арвид Тургейр Ли, - в 1938-м. Этих поэтов волнуют те же проблемы, которые волнуют все человечество: сохранение мира и жизни на земле, будущее нашей планеты. В кругу их художественных ассоциаций вся мировая культура. Большое место в их поэзии занимает и любовная лирика, и раздумья о смысле жизни, о смерти, о преемственности поколений.

           Волнуют их и 'свои', норвежские проблемы: поэты много пишут о природе - о суровой норвежской природе, в борьбе с которой проходила и в борьбе за которую проходит теперь жизнь их страны. Природа для них та неумирающая этическая и эстетическая ценность, которая формирует взгляды и чувства человека и наравне с искусством облагораживает его. Они обращаются к своей природе, как к высшему началу, связующему поколения, черпают в ней духовные силы и тревожатся за ее судьбу в индустриальный век. Они предостерегают против бездумного, потребительского отношения к природе, которое может привести к необратимым процессам.

           Вот как, например, пишет об этом Арвид Тургейр Ли:

Вянет лес,
умирают рыба и птица.
Сера и дым
отравляют землю.
Мы вправе спросить:
уже не открылась ли щель
в ад?

(Перевод П. Мамонова)
 

           Представленные в сборнике поэты - люди разного склада, разных поколений и разной судьбы, но все они служат добру, отстаивают великие духовные ценности и каждый по-своему обогащает поэзию, хранящую высокие идеалы.

* * *
           Однажды, глядя на заставленную книгами гостиную УЛАВА ХАУГЕ, поэт и критик Ян Эрик Волл спросил его, мог ли бы он прожить без книг. Улав Хауге ответил: 'Кто знает, наверное... Многие прекрасно обходятся без книг, поглядишь на них, они и веселы, и здоровы. Но старая китайская поговорка гласит: у кого есть сад и есть библиотека, у того есть все'.

           Улав X. Хауге родился, вырос и живет в Западной Норвегии, в маленьком поселке Улвике, расположенном на узкой полоске земли между фьордом и горами. Садовод по профессии, он всю жизнь и работал садоводом, возделывал фруктовый сад, заложенный его отцом. Искусство стихосложения он постигал, не расставаясь с работой на земле. И не только искусство стихосложения, но и иностранные языки, и мировую литературу. Большое место в его творчестве занимают переводы стихов с английского, немецкого и французского; в числе переведенных им поэтов - Гельдерлин, Малларме, Сильвия Плат.

           Его собственные стихи тоже не остались достоянием одной Норвегии, они переводились на многие европейские языки. Шведский критик Магнус Хедлунд так писал об Улаве Хауге, когда его стихи вышли на шведском: 'С годами Улав Хауге стал почти мистической фигурой, это своего рода поэт-гуру, живущий в горах Хардангера. Но садовод из Улвика, проявивший всю жизнь на горном склоне среди яблонь и вишен... стал явлением культуры не из-за своего образа жизни или своей профессии, а оттого, что он пишет самобытные, простые и вместе с тем изысканные стихи, сделавшие его крупнейшим поэтом из всех пишущих на скандинавских языках'.

           В начале своего творческого пути Улав Хауге тяготел к традиционному рифмованному стиху, который со временем все больше и больше вытеснялся свободным. Только любовь к сонету Улав Хауге пронес через всю жизнь, эта поэтическая форма присутствует во всех его сборниках. Впрочем, каким бы метром ни писал Улав Хауге, главным для него всегда было слово, про которое он говорил, что это самый тяжелый в работе материал, что работать с ним тяжелее, чем с мелодиями, красками или мрамором.

Слово -
камень
в холодной реке.
Камень...
Мне нужно много камней,
чтобы перейти реку.

(Перевод Ю. Вронского)
 

           Слово - материал, и вместе с тем оно - инструмент, помогающий добывать поэзию, а она, как сказал Улав Хауге, 'сродни тем элементам, которых нет в чистом виде и которые существуют лишь в соединениях'. Но самое важное то, что слово - помощник и защитник человека:

Что есть мои слова?
Лес
на пути северных бурь,
горная гряда
на пути опустошающего
огня жизни.

(Перевод М. Тюриной)
 

           Отдаленность от суетной городской жизни, близость к природе и непосредственная зависимость от нее обострили зрение и слух поэта, научили улавливать самое важное, научили искусству 'не думать чужими мыслями и не говорить чужими словами', как сказал про него другой старейший поэт Норвегии - Ролф Якобсен. И в жизни, и в творчестве Улав Хауге всегда был 'властелином собственного сердца', всегда шел своим поэтическим путем, не делая уступок никакой литературной моде. В его лаконичных, но емких по содержанию стихах слышится порой мощный голос 'Эдды', изначального родника норвежской поэзии. Образы и метафоры подсказаны поэту природой, частью которой он себя ощущает, в которой черпает мудрость и к которой обращается во всех случаях жизни:

Спроси у ветра,
шумящего вблизи, -
он в даль умчится
и принесет оттуда
совет, быть может, добрый.

(Перевод В. Тихомирова)
 

           Не случайно мир природы присутствует в названиях всех семи сборников поэта.

           Поэзия Улава Хауге очень разнообразна: это и короткие афористичные стихи, и философские размышления, и пейзажная и любовная лирика. С помощью неожиданного поворота мысли, вопроса или иронии Улав Хауге превращает читателя в своего собеседника, заставляет его сопереживать, соглашаться или спорить. А главное - учит его находить жизненные силы в себе самом и помнить, что мир, в котором мы живем, - таков, каким мы сами его творим, и что мечта должна вести человека, 'как ребенок слепого'.

Мы существуем мечтой,
что чудо произойдет,
непременно произойдет:
что время откроется нам,
сердца откроются нам,
двери откроются нам,
горы откроются нам,
что родники заструятся,
что мечта откроется нам,
что однажды утром мы заскользим
на волнах, о которых не знали.

(Перевод Е. Аксельрод)
 

           ХАНС БЕРЛИ родился в 1918 году в семье бедного арендатора, в маленькой усадьбе, затерянной среди лесов Хедмарка. С двенадцати лет он начал работать лесорубом вместе с отцом и старшими братьями, занятия в школе не препятствовали этому. Они велись так: ученики округи собирались в усадьбе одного из арендаторов, туда приезжал учитель и две недели занимался с ними. На следующие две недели ученики распускались по домам. Учебных пособий в школе почти не было. Берли рассказывал, например, что у них была только половина карты Норвегии, до Тронхейма, о существовании Северной Норвегии ученики узнали много позже. Все свободное время Берли трудился в лесу наравне со взрослыми лесорубами, жил с ними в бараке, где по вечерам при свете керосиновой лампы писал свои школьные сочинения.

           Лес стал судьбой Берли - и местом, где он добывал средства к существованию, и источником вдохновения, и героем стихов. До 1981 года Берли ежедневно отправлялся в лес с пилой и топором, и только тяжелый инфаркт отлучил его от этой работы. В интервью, опубликованном 19 июля 1984 года в газете 'Афтенпостен', Берли сказал: 'Лес - это та действительность, которую я знаю. От леса я получал все, что мне было необходимо для поддержания жизни. Он питал и меня, и мое творчество'. Не зря поэт писал, что его стихи 'пили корнями силу и соки из каменистой почвы Фьеллскугена'.

           Именно потому, что Берли так хорошо знал лес, в годы немецкой оккупации он выполнял обязанности 'пограничного лоцмана' - переправлял через шведскую границу норвежских беженцев, спасавшихся от преследований гитлеровцев.

           'Многие не принимают всерьез мою работу в лесу, - сказал он в другом интервью. - Они считают, будто я прогуливаюсь по лесу, когда мне хочется оживить воображение. Сижу на пеньке, умильно гляжу на шишку и, как наседка цыплят, высиживаю стихи. Нет, на стихи в нашей стране не проживешь. Все эти годы я работал в лесу как каторжный и в то же время написал шестнадцать поэтических сборников...'

           Только поэзия, которую Берли видел во всем, что его окружало, помогала ему выдерживать тяготы, связанные с трудом лесоруба. Он писал в стихотворении 'Анемоны в тундре':

Чувства мои
принюхиваются к миру,
словно лесной зверь.
Пьют живой запах
обнаженной сути
Творения.
          И робкие слова
пробиваются в моей душе,
как анемоны в тундре.
Единственное счастье,
единственное блаженство
из всех мне известных.
 

           В лесу ему являлись слова, которые были для него 'точно горький вкус в сердце', там он понял, что лишь в человеческом сердце обретается милосердие и что будни вдруг могут обернуться к человеку праздничной стороной. Он видел, что родник - это 'зеркало, в котором жизнь целует свое изображение пересохшими губами', что 'шорохи леса - это мысли души, покинувшей оболочку и летящей по звездным тропинкам Вселенной', деревья, падающие под его топором, казались ему похожими на 'изодранные знамена на редуте после неприятельского штурма', и каждый топор имел 'неповторимый свой стальной профиль, который не спутать с прочими'.

           Берли никогда не работал за письменным столом, дома он лишь записывал стихи, сложенные им, пока он валил деревья или обрубал сучья, отдыхал у костра или шел по лесу. Нужные слова давались не так-то легко:

Случалось, ты находил верное слово, но
этот праздник длился недолго
и не мог насытить тебя,
так лисица, упорно разгребая наст,
хватает наконец тощую полевую мышь
и жадно глотает крохотный теплый комочек
среди белой вечности
зимнего голода.

(Перевод Ю. Вронского)
 

           Берли сказал о себе: 'Писать стихи было для меня единственным способом жить. Стихи были моей формой общения с внешним миром'. И в них он рассказывал миру о том, что составляло смысл его жизни.

           АНДРЕ БЬЕРКЕ (1918-1985), единственный из представленных здесь поэтов, всю жизнь был верным последователем и хранителем традиционных поэтических форм. Творчество его питалось классической норвежской и европейской поэзией, а также в большой степени норвежской народной поэзией. Веря в возрождение рифмованного стиха и полемизируя со сторонниками модернизма, которые отказывались от рифмы и размера, а нередко в безудержном словесном потоке теряли даже смысл, Бьерке не без сарказма писал:

'Стиха искусство? Да оно мертво
и старомодно - портит вкус народный,
оно и ретроградно и бесплодно'.
...Стихосложенья чахнет мастерство.

Но бесконечно песни волшебство
и не исчезнет стих бесповоротно!
Пускай над ним палачествовать модно,
жизнеспособны призраки его.

Под перебор гитар и мандолин
справляют ритм и рифмы возрожденье,
хоть два десятка лет стих был расколот.

И в сочиненьях Битлов evergreen,
в считалках детских и в батрацком пенье
стих зиму пережил и снова молод.

(Перевод Е. Аксельрод)
 

           Бьерке часто обращался к сонету. Строгая композиция сонета понуждала к поискам безошибочных слов, и он блестяще справлялся с этой задачей. Отточенность формы и четкость мысли - вообще главная особенность поэзии Бьерке.

           Он вырос в литературной семье - его отец, Эйлерт Бьерке, был писателем и переводчиком. Здесь слову, в котором 'дышит океан времен', и работе над ним придавалось огромное значение. С ранних лет и до самой смерти Бьерке увлекался словесными упражнениями и играми - шуточными стихами, каламбурами, буриме. Эти упражнения помогли ему стать виртуозом, его мастерство так велико и форма стихов так безупречна, что читатель не замечает труда, вложенного в них поэтом.

           Бьерке оставил огромное и разностороннее литературное наследие. За сорок пять лет, отданных литературному труду, он выпустил сто пятьдесят книг. Среди них тринадцать сборников лирики, стихи для детей, сборники песен и баллад, рассказы, романы, эссе по разным вопросам культуры, науки, искусства и языка, переводы стихов, драматургии и прозы таких классиков, как Шекспир, Гете, Гейне, Мольер, Рильке и другие.

           Велико многообразие насущных проблем современной жизни, которые нашли свое место в изящной, ироничной и искрометной поэзии Андре Бьерке. Его интересовало решительно все, все служило ему материалом для стихов. И даже такую официальную форму поэзии, как стихи, посвященные торжественным датам, Бьерке использовал для защиты вечных ценностей - искусства, языка, нравственности и т.п. -от расхожих обывательских суждений. Его возмущало мещанское отношение к художнику:

Он ничего не производит,
а просто дышит, просто ходит
(пора ужесточить закон),
живет без дома и без денег
и тем, что он такой бездельник,
наносит обществу урон...

(Перевод Т. Бек)
 

           Для Бьерке художник, следующий своему призванию, 'себя ножом до крови ранит', художники - 'органы чувств для души всенародной'. Поэт пишет:

Захочешь отнять у народа искусство - и что же?
Лишишь его слуха и зрения, нюха и кожи.

И соки иссякнут, и высохнет бренное тело -
лишь робот незрячий во тьме будет шарить несмело.

Искусство - не навык, не чья-нибудь частная сила,
а та сердцевина, которая нас породнила.

(Перевод Т. Бек)
 

           Его стихи на случай, полные иронии и сарказма, а порой и откровенной горечи, пользовались в Норвегии огромной популярностью, и актеры спорили за право исполнять их. Бьерке неутомимо повторял, что поэзия играет одну из главных ролей в жизни общества и служит ему на благо, ибо помогает людям понять друг друга. В одном из своих многочисленных интервью он говорил: 'Главная задача поэзии - питать истощенную духовную жизнь общества. Поэзия предупреждает даже такие болезни, как язва желудка и рак'.

           Первый сборник стихов ГЮНВОР ХОФМУ (род. в 1921 году) вышел в 1946 году и сразу привлек внимание всех любителей поэзии пронзительной обнаженностью чувств. Стихи несли на себе печать страшного духовного потрясения, каким вторая мировая война явилась для всего поколения Гюнвор Хофму. 'Расхожие сплетения ума распороты, как сполохами - тьма', - писала она в стихотворении 'К скорби'. Рухнули все представления о человеке, о мире, о нравственности, о дозволенном и недозволенном, о неприкосновенности жизни и незыблемости культурных ценностей. Казалось, человечество лишилось самой основы своего духовного существования. Трагизм этого мироощущения усиливался от сознания того, что вернуться к довоенному восприятию жизни, 'к людям' было уже невозможно. В этой новой действительности человек стал непоправимо одинок.

           Начиная с 1946 года Гюнвор Хофму выпустила тринадцать сборников стихов. В 1955 году, после своего пятого сборника, поэтесса из-за тяжелой депрессии замолчала на шестнадцать лет. Следующая ее книга - 'Гость на земле' - вышла только в 1971 году. Однако суть творчества Гюнвор Хофму не изменилась. Поэтесса как была, так и осталась обнаженным нервом мира. Мира, где

повсюду сон,
обывательства сонное зелье
от бессонницы мирозданья.

(Перевод Е. Чевкиной)
 

           Свои чувства она переводит на язык образов - точных, неожиданных, неповторимых; у ноябрьских дней 'на пальцах снег, а под ногтями грязь', ночь - миротворец, который может примирить 'дребезжанье открытых окон надежды с подвалами тоски', статуи - 'спрессованное эхо времени', жизнь рассказывает о человеке 'дрожью тонких стрел одиночества в мишенях лиц' и только камень может выстоять под 'бременем пустоты'.

           Гюнвор Хофму точно определяет назначение поэта в современном мире. Поэт - душа всего сущего, он плывет 'морями скорби', или, как говорится в другом стихотворении, поэту тяжело, 'будто на нем взвешивают слишком большую Скорбь'. Поэт, 'молящий сил у прямоты лучей', с тревогой вглядывается в людские лица: 'не затмил ли дождь темноты самую мысль мирозданья'. 'Пробудись! Пора! Обнажи клинок посреди безгласных!' - вот долг поэта, как его понимает Гюнвор Хофму.

           Ее поэтический мир не отгорожен от внешнего мира. В окружающей действительности - природе, людях, событиях - Гюнвор Хофму ищет созвучные ей состояния и чувства, внимание поэтессы всегда направлено за пределы ее внутреннего мира, сосредоточено на вещах непреходящих, которые помогают ей постичь мир внешний и понять себя. Пребывая в 'царствии... немилосердного одиночества', она тем не менее всегда тянется к людям, не отделяет себя от них, ощущает и сознает, что она их глаза, их мысли, их боль. Это сознание позволяет ей сказать о себе:

Я крона что поет
гимны рая
над каменьями мира

(Перевод Нат. Булгаковой)
 

           СТЕЙН МЕРЕН (род. в 1935 году) относится к среднему поколению норвежских поэтов. Он дебютировал в 1960 году и с тех пор выпустил тринадцать сборников стихов, а кроме того, эссе по вопросам культуры, искусства и политики, два романа, несколько пьес и другие произведения. Своего читателя он нашел сразу, и голос его никогда не заглушался другими поэтическими голосами.

           Человек замкнутый, он держится особняком, предоставляя своим книгам говорить за себя. Интересно, что, когда в 1973 году ему была присуждена премия издательства 'Аскехауг' - в конкурсе принимали участие авторы всех норвежских издательств, и победитель был выбран Объединением норвежских критиков, - Стейн Мерен даже не присутствовал на церемонии, посвященной этому событию. Газета 'Верденс ганг' писала 23 сентября 1973 года: 'Присуждение прошло без всякой помпы. Герой дня отсутствовал. Чудачество? Гордыня? Ни в коем случае. Стейн Мерен всегда избегает официальных выступлений. Его форма высказывания - творчество. Позировать фотографам и давать интервью, выслушивать комплименты, находиться в центре внимания - это не в его духе. Председатель Объединения критиков Мартин Наг остроумно заметил по поводу этой ситуации: 'На литературных дискуссиях мы слышим о поэтах, не имеющих публики. У нас же публика осталась без поэта'. А председатель норвежского Союза писателей Эбба Хаслюнд объяснила это так: 'Стейн Мерен предпочитает не встречаться с публикой лицом к лицу'.

           Зато в своих стихах поэт предельно откровенен. Он пишет о себе:

Не спрашивай меня о том, могу ли я
тебя в воззрениях упрочить или же помочь
позицию выбрать. Я сам решаю плохо
арифметические задачки.

Я дам тебе мои стихи, страсть
угрюмую мою, может быть, встретишь себя
самого в них, а может, нет. Мне нечего дать,
кроме страсти, взросшей из мук да из смерти.

И не спрашивай меня о том, что важнее:
опыт чувств или опыт разума.
Единственное важно: то, что мы называем жизнью,
позволяет нам рождаться заново.

(Перевод А. Парина)
 

           В своих стихах Стейн Мерен часто прибегает к сложной символике и ассоциациям, переосмысляет древние мифы, варьирует по многу раз одну и ту же тему, всегда находя новый угол зрения. Поэт говорит с миром о самом существенном - о смысле жизни, о вечности, о любви. Задачу поэзии, как и любого другого вида искусства, он видит в том, чтобы 'помочь человеку преодолеть расстояние между ним и живой жизнью'.

           Поэта нельзя ни подкупить, ни задобрить, его назначение - разоблачать тех, 'кто ему платит'. Именно он, как никто другой, 'ночью наедине со своим плачем несет... общее бремя'.

           Стихи Стейна Мерена читаются нелегко, зато они обогащают духовный мир читателя, радуют его, когда он находит в них свои мысли, чувства и боль.

           Но поэт не ограничивается миром чувств, его живо интересует и сам мир, в котором живет сегодняшний человек, мир безжалостный, несправедливый, полный неравенства и роковых противоречий:

Если это мир, то какова же война,
мир, который все противоречия медленно сгущает,
и воплем открыты мы настежь бронированным безднам...
...В этих прозрачных фасадах домов разбилось мгновенье
на тысячу осколков, это империи непомерные,
что взрастают на законах неравенства, растут наружу и внутрь,
пестуют концлагеря, гигантские концерны, нищету
и крушат народ.

(Перевод А. Парта)
 

           В одном из стихотворений первого сборника АРВИДА ТУРГЕЙРА ЛИ, опубликованного в 1967 году, есть строчки: 'однажды я ощутил в руках тяжесть земли'. Эти слова свидетельствуют о зрелости сознания молодого поэта, уже в самом начале своего творческого пути вышедшего за рамки сугубо личных интересов. То было время, когда по всей Европе прокатилась волна радикального студенческого движения, время бурного расцвета 'ангажированной' литературы, живо откликавшейся на злобу дня. Арвида Тургейра Ли не оставляет равнодушным все происходящее вокруг него, будь то война во Вьетнаме или строительство очередной электростанции в Норвегии. Он пишет в стихах 'Сожженный лес. Вьетнам' и 'Цена света':

На земле, удобренной бомбами,
мертвый ребенок, мертвая мать,
мертвый солдат -
станут лесом...

(Перевод В. Тихомирова)
 

Однако и этот свет
имеет свою предысторию,
он тоже прошел свой путь,
он тоже собрал свою дань:
туннелями продырявил горы,
плотинами запер долины,
просеки прорубил и к тому же
взял шесть человеческих жизней.

(Перевод В. Тихомирова)
 

           Но не только 'ангажированность' литературы того времени связала творчество поэта с интересами трудовых людей Норвегии, тех, кто своими руками производит материальные ценности. Арвид Тургейр Ли вышел из их среды. Он родился и вырос в Телемарке в семье рабочего, при этом и отец его и мать происходили из крестьянских семей. Творчество Арвида Тургейра Ли питалось богатейшей народной культурой Телемарка, было кровно связано с жизнью его крестьянских усадеб.

           Так же как Улав Хауге и Ханс Берли, Арвид Тургейр Ли не столичный житель. Он живет в своем родном Телемарке, в городке Сельюр, раскинувшемся в горах по берегам озера, носящего то же название. И то, что поэт пишет о своих земляках в стихотворении 'Мы - старожилы в этих горах', в равной степени относится и к нему самому:

Но мы не уходим,
мы остаемся,
нас что-то держит
на этих камнях,
мы с ними схожи,..
...В этих горах,
в этой лесной глуши
мы живем, мы поем, мы плачем,
лишь здесь мы - воистину люди.

(Перевод В. Тихомирова)
 

           Стихи Арвида Тургейра Ли необыкновенно емки по своему содержанию, поэт сообщает читателю гораздо больше, чем кажется с первого взгляда, чем лежит на поверхности. Какой-то образ или строка всегда открывает перед читателем новую перспективу, показывает действительность с другой стороны. Вот стихотворение 'Март', состоящее всего из пяти строк:

Солнце вспороло плотный сугроб
и ветер баюкает голую ветвь,

ледовую шляпу приподнимает река
и снег сползает с тринадцати крыш,

жизнь под спудом тихо вздохнула.

(Перевод В. Тихомирова)
 

           Это больше, нежели просто пейзаж, описание начала весны. Поэт заставляет нас увидеть весну глазами жителя селения, в котором всего тринадцать дворов, ощутить вздох жизни и природы, и самого селения, пробуждающихся от зимней спячки.

           Для поэзии Арвида Тургейра Ли характерно неожиданное осмысление случившегося. Примером тому может служить одно из лучших стихотворений поэта - 'Смерть матери', - именно своей парадоксальностью выделяющееся из стихов, написанных на подобные темы.

           У Арвида Тургейра Ли много стихов о труде и о людях труда, ведь он и сам принадлежит к их числу. Прежде чем полностью посвятить себя литературной деятельности, он был и лесорубом, и дорожным рабочим, и водителем бульдозера. Он хорошо знает тех, о ком пишет, может поставить себя на их место, 'влезть в их шкуру'. Он отождествляет себя и с уборщицами, которых никто не замечает, словно этих уборщиц вообще не существует, и с пролетарием, робеющим перед собранием празднично разодетых людей и не доверяющим своему здравому смыслу, хотя только то, что сказал на этом собрании он, и было 'устремлено в будущее'. Поэт разделяет потребность уставшего лесоруба по пути домой остановиться возле ели и прикоснуться к хвое, потребность, продиктованную родственной связью между человеком и природой.

           В последнем сборнике Арвида Тургейра Ли появилось больше ритмизованных стихов. О том, что ритм придает стихотворению особую силу, он говорил в одном интервью еще в 1974 году. Но о чем бы и как бы ни писал Ли, его стихи прежде всего отличает сила и точность поэтического образа, юмор и оригинальный поворот мысли. В том же интервью он сказал, что только поэзия 'призвана в той действительности, которую описывает, дать почувствовать биение человеческого пульса'.

           Это 'биение человеческого пульса' слышится в стихах всех представленных в сборнике поэтов, им всем в равной мере свойственно сознание нравственного долга, которое, как сказала в стихотворении 'Иммануил Кант' Гюнвор Хофму, диктует им 'априори первозаветное':

Делай, как должно,
то, что ты должен сделать,
как бы помысел твой ни смущали
пустые соблазны,

(Перевод Е. Чевкиной)
 

           К ним ко всем в равной мере могут относиться слова Андре Бьерке: 'Поэзия - это попытка истолковать, собрать в некое единство распыленные в мире силы. Стихи не деликатес, украшающий культурную жизнь, они должны участвовать в нашем познании мира. Лирика должна использоваться в процессе обучения, воспитания, в науке и в деятельности наших социальных институтов, даже в политике. Поэзия, ставшая частью нашего поведения, приведет к ренессансу всей нашей культуры'.

Л. Горлина

ПРО КОТОВ И СОБАК, ВЫДР И БАРСУКОВ
НГ-EL

Издательство "Азбука" готовит к выпуску детские книги Ингвара Амбьернсена. Амбьернсен, кстати, совсем не традиционно детский писатель - он написал четырнадцать книг, придя в литературу после смены поколений в середине шестидесятых. Кстати, в 1964-м был принят новый порядок книгозакупки - норвежское правительство начало закупать по тысяче экземпляров каждой книги, принадлежащей к художественной литературе для рассылки по библиотекам. Тогда же начался взлет чисто детской литературы - стали популярны Турилл Хаугер и Турмуд Хауген. Эти имена мало что говорят нам, хотя классическая образовательная книга для подростков по истории философии "Мир Софии" Юстейна Гордера уже издана у нас. Амбьернсен же стал чрезвычайно популярен у себя на родине с середины восьмидесятых. По его книгам сняты фильмы - известен, например, недавний "Эллинг" (Elling) - история дружбы двух немолодых сумасшедших. И вот вполне успешный и серьезный писатель сочинил несколько книг универсальных сказок - для взрослых и детей. Там кот Роберто и пес Самсон хозяйствуют в гостинице, гоняют чаи с прочим зверьем, работает у них выдра-на-все-руки, а барсук изображает привидение. Все сказочные герои Амбьерсена ходят на лапах, но ворчливы и степенны, веселы и озабочены - точь-в-точь как люди. Они системообразующи - и этим уже напоминают обитателей Муми-дола.