фритьоф нансен
|
Фритьоф Нансен Мы все, так или иначе, стремимся к комфорту. Каждый из нас на протяжении всей жизни, пусть подсознательно, но ищет удобства во всем - в буднях и праздниках, в быту и работе, в гостях и дома:
Но есть люди, которые, сторонясь благоустроенности, с огромным удовольствием выискивают трудности для того, чтобы их затем преодолеть. Кто они? Почему они это делают? Известный российский ученый Л.Н. Гумилев называл таких людей пассионариями (от лат. passio - страсть). По его мнению, пассионарии жадно стремятся к победе над кем-либо или над чем-либо, к новым открытиям и накоплениям, например, знаний (а не только денег). Они готовы жертвовать собой и другими людьми ради своих целей, они очень беспокойны и неудобны для желающих прожить тихую спокойную жизнь. Но именно их, этих бурлящих и заражающих всех вокруг своей энергией личностей, помнит человечество и с огромным интересом приобщается к оставленному ими наследию. Обо всем этом думаешь, перелистывая пожелтевшие от времени страницы книги, на титульном листе которой написано: Фр. Нансен, 'Среди льдов и во мраке полярной ночи', Москва, 1897. Более 450 страниц с многочисленными фотографиями, а также картами шаг за шагом раскрывают перед нами удивительную историю, - историю научного подвига. В один из ноябрьских дней 1892 года многоопытные члены Королевского географического общества в Лондоне с большим вниманием слушали сообщение молодого ученого из Норвегии, Фритьофа Нансена. То, что он предлагал, было немыслимо. Заявив, что 'трудно рассчитывать на проникновение в тайны далекой и неизвестной ледяной области, следуя испробованным до тех пор путем и руководствуясь испытанными до того времени способами', норвежец предложил свой проект покорения Центральной Арктики.
Он состоял в том, чтобы на небольшом, но прочном судне постараться проникнуть по свободной ото льда воде как можно дальше на север от берегов Евразии. А затем: затем предлагалось нечто невероятное. Оказывается, Нансен не собирался, как его многочисленные предшественники, бороться со льдами, которые, конечно же, рано или поздно захватят корабль в свой плен. Более того, он желал этого плена! Потому, что в этом случае, рассуждал Нансен, судно вместе со льдами начнет дрейфовать. Вот тогда и начнется самое интересное. Скованный льдами корабль медленно будет перемещаться в центральных областях арктического бассейна - там, где никто никогда не был! Возможно, удастся пройти даже через точку полюса. Трудно даже себе представить, какие уникальные возможности открываются при этом для научных исследований неизведанных уголков земного шара! Со временем, по расчетам Нансена (может быть, через 3-5 лет), скованное льдами судно будет вынесено в Атлантический океан, и тогда оно уже своим ходом сможет добраться до родных берегов.
Нет ничего удивительного, что большинство полярных путешественников и авторитетов в исследовании Арктики отнеслось к проекту скептически. Ведь он находился в явном противоречии с общепризнанными взглядами на пути и способы осуществления полярной экспедиции. Многие высказывались достаточно откровенно, заявляя, что предложенный план - 'чистое безумие', 'нелогичный и самоубийственный'. Примерно так же отзывались и члены Географического общества в Христиании (до 1924 года название столицы Норвегии - Осло), перед которыми Нансен выступал в феврале 1890 года. Но Нансену было не впервой выслушивать нелестные отзывы о собственных экспедиционных планах. Нечто подобное происходило несколько лет назад, когда еще никому неизвестный норвежец задумал пересечь Гренландию на лыжах. Тогда большинство ученых восприняло его проект как своеобразную фантазию отчаянного человека. Никому, говорили опытные люди, не удавалось пересечь этот самый большой и самый суровый по природным условиям остров Земли да еще в самой труднодоступной его части - через центральное ледяное плато. Поэтому, когда в сентябре 1888 года Нансен с небольшой группой благополучно завершил переход через Гренландию, это произвело настоящую сенсацию во всем мире. А сам Нансен стал героем. И, тем не менее, когда этот, заслуживший уважение и почет, человек выступил с новой инициативой, она не была воспринята научным миром. А зря! Если бы оппоненты хорошо знали Нансена, они, очевидно, понимали бы, что успех его гренландской экспедиции отнюдь не был случайным. Как не была самоцелью и сама эта экспедиция. Поход через Гренландию - лишь пролог к другому, более масштабному предприятию, идею которого исследователь вынашивал много лет. Еще дольше он готовился к нему, готовился всю свою жизнь... Будучи подростком, Нансен по целым неделям исчезал из дому и жил с товарищами в тогда еще лесистой местности, примыкавшей к столице Норвегии. Там они занимались рыбалкой и охотой, с удовольствием путешествовали по крутым горным склонам, спускались по скользким ледникам. Подобные прогулки, вызванные страстной любовью к суровой северной природе, способствовали физическому совершенствованию юного Нансена.
Он серьезно занимался конькобежным спортом и уже в 17 лет стал чемпионом Норвегии, а спустя несколько лет установил один из мировых рекордов в скоростном беге. Но самым большим увлечением Нансена были лыжи. Забегая наперед, отметим, что двенадцать лет подряд он занимал первое место в стране в беге на длинные дистанции. В 20-ти летнем возрасте Фритьоф провел несколько месяцев в Северном Ледовитом океане на судне компании, занимавшейся промыслом тюленей. Сильный шторм, грозный натиск льдин, нешуточные схватки с белым медведем, сомнительная прелесть погружения в холодные полыньи - все это могло отбить охоту к романтике у многих. Но только не у Нансена. В том же плавании судно было сковано льдом и более месяца оставалось неподвижным у берегов Гренландии, к унынию всего экипажа и: к огромному удовольствию Нансена. Часами он делал зарисовки полярных пейзажей, фотографировал, ловил морских животных, проводил метеорологические наблюдения. Особенно сильное впечатление произвело на Нансена посещение Гренландии, где он осмотрел застывшие лавовые потоки и горячие серные источники. Возможно, там зародилась не только первая мысль о покорении этой ледяной страны, но и стремление проникнуть в еще более загадочные области - к Северному полюсу. В отличие от многих полярных путешественников, Нансена никогда не интересовала сугубо спортивная цель - первым достичь точки полюса. Его захватывала наука, влекла возможность раскрытия неизвестных тайн природы. Позднее он писал: 'Мы отправляемся не для того, чтобы отыскать математическую точку, образующую северный конец земной оси - ибо достижение этой точки имеет само по себе небольшое значение, - но чтобы произвести наблюдения в большой неведомой области Земли, окружающей полюс'. А для этого необходимы были серьезные знания. Поэтому Нансен поступает в университет, где увлекается биологией (точнее, зоологией). Успешно занимаясь наукой, он в 27 лет, как раз накануне экспедиции в Гренландию, защищает докторскую диссертацию. Молодой ученый, доказавший на деле, что ему удаются и кропотливая кабинетная работа, и изнуряющий труд полярного исследователя, - таков был Нансен, когда он огласил свои новые планы. Неприятие же их вовсе не остудило пыл горячего северянина. Нансен развернул активную кампанию по пропаганде своих идей. Насколько он был ими захвачен, свидетельствует, в частности, любопытный эпизод с женитьбой Фритьофа в 1889 году на известной певице Еве Сарс. На второй день после свадьбы молодые отправились: на географический конгресс в Ньюкасл (Англия), после этого в Лондон, потом в Париж, а затем в Стокгольм. Несколько месяцев отдыха на родине, и вновь в путь - по городам Дании, Англии, Германии, Ирландии. И везде Нансен, используя прекрасное знание английского языка, рассказывает о своем проекте, пытаясь привлечь к нему внимание. Мало-помалу ему это удается, и парламент Норвегии наконец-то выделяет на экспедицию Нансена относительно крупную сумму. Теперь дело вошло в практическое русло. Прежде всего, необходимо было приступить к реализации главного пункта плана - построить судно, небольшое (длиной менее 35 м и шириной не более 11 м), но вместительное. Ведь на нем в течение ряда лет должен был жить и активно работать целый коллектив людей.
Но, пожалуй, самым необычным в конструкции этого судна выглядело то, что оно менее всего предназначалось для плавания в открытых водах. Главное - чтобы корабль представлял собою безопасное и теплое убежище во время длительного дрейфа среди льдов. А для этого, как отмечал сам Нансен, судну следовало выдерживать давление льда. Задача, в принципе, не нова. Зато предложенное ее решение было действительно оригинальным. Согласно замыслу Нансена, корпус корабля должен был получить округленные формы, 'Чтобы лед нигде не мог найти достаточно удобного места для нападения'. Благодаря этому, судно, 'будучи гладким, как угорь', при сдавливании льдом выскальзывало бы из его объятий на ледяную поверхность. Таким образом, корабль, согласно своему названию 'Фрам'*, действительно смог бы беспрепятственно продвигаться все время вперед, к намеченной цели. Очень важным было также подобрать экипаж для необычной экспедиции. Годы совместного пребывания на небольшом ограниченном пространстве корабля, в суровых условиях однообразной многомесячной полярной ночи и полнейшей изоляции от внешнего мира, - на такое могли пойти только люди, обладающие устойчивой психикой и отменным здоровьем. Кроме того, все они должны были быть максимально полезными в экспедиции и готовыми к предельной отдаче сил, безо всяких привилегий или льгот. Исходя из таких критериев, Нансен и подобрал коллектив из 12 человек, большей частью моряков, плававших уже не раз в северных морях. Капитаном 'Фрама' был назначен Отто Нейман Свердруп, который в 1888-89 годах принимал участие в знаменитом гренландском путешествии Нансена. Помимо него, на корабле были штурман, два офицера норвежского флота, врач и он же, по совместительству, ботаник экспедиции, два машиниста, ответственный за хозяйство и он же повар, а также гарпунщик. Возраст наиболее молодого из участников экспедиции составлял 25, а самого старшего - 40 лет. Более половины, включая Нансена, были женаты. Причем, один член экспедиции был отцом семерых детей, у другого их было пятеро, еще трое имели по четыре, а остальные, как и начальник экспедиции, - по одному ребенку... Что же, все-таки, побудило людей, которые несли ответственность за многочисленное потомство, согласится принять участие в сомнительном, по мнению многих, предприятии? Думается, что главную роль здесь сыграла личность самого Нансена, - человека необычного сочетания ценных качеств и завидных способностей. Неукротимая энергия, личная отвага и трезвый взвешенный расчет, несомненный организаторский талант и удивительная коммуникабельность, закалка спортсмена и аналитический ум ученого - все это были серьезные основания для того, чтобы поверить Нансену. Этот человек действительно знал, что он делает... Уверенность Нансена в собственной правоте опиралась на внимательное изучение им опыта предшественников.
Еще в 1884 году он случайно прочел в одной норвежской газете статью, в которой говорилось, что на юго-западном берегу Гренландии найдены предметы, принадлежавшие американской полярной экспедиции на яхте 'Жанетта'. В 1879 году эта экспедиция отправилась от северо-восточных берегов Евразии к Северному полюсу. Но через два года в районе Новосибирских островов судно было раздавлено льдами и погибло. И вот, по прошествии еще нескольких лет, следы этой экспедиции обнаруживают в далекой Гренландии. Как они могли там оказаться? Автор статьи, норвежский профессор Мон, допускал, что причиной могли быть дрейфующие льды, выполнившие роль своеобразного транспортного средства. Это было лишь предположение, но Нансен воспринял его, как руководство к действию. В своей книге он пишет: 'Мне стало тотчас ясно, что эта находка указывает путь. Если льдина могла переплыть через неизвестное пространство, то тем же 'дрейфом' можно воспользоваться и в целях научного исследования, - и план был избран'. Не следует думать, что такой серьезный исследователь, как Нансен, сделал столь поспешные выводы, опираясь лишь на отдельный случай. Дело в том, что в Гренландии и раньше обнаруживали предметы явно не местного происхождения. Например, отдельные части охотничьего снаряжения, принадлежавшие эскимосам Аляски, жившим в окрестностях Берингова пролива. Нередко к берегам Гренландии волны прибивали стволы растущих в Сибири деревьев, в частности, распространенной там лиственницы. Да и китоловы, промышлявшие в районе Чукотки, нередко наблюдали, как их суда, захваченные льдом, относит к северу. Сопоставляя эти различные факты, Нансен и пришел к заключению, что где-то между Шпицбергеном, Землей Франца-Иосифа и полюсом проходит некое полярное течение. Оно, по всей видимости, движется от Берингова моря до Атлантического океана, к восточному берегу Гренландии. Вот этим-то течением и решил воспользоваться норвежский исследователь, сформулировав свою основополагающую мысль. 'Я полагаю, - писал Нансен, - что, если мы обратим внимание на силы, существующие в самой природе, и попытаемся работать заодно с ними, а не против них, то мы найдем наиболее верный и легкий путь к полюсу'. И этот путь начался 24 июня 1893 года. В тот день Нансен попрощался со своей молодой женой и маленькой дочкой. 'Позади меня оставалось все, что было мне дорого в жизни. Что было впереди? И сколько лет может пройти, прежде чем я все это увижу снова?' - так описывает он этот момент в своей книге. Путь к цели был долгим. Только 21 июля 'Фрам' покинул берега родной Норвегии и двинулся вдоль берегов Евразии на восток. Обогнув крайнюю северную оконечность материка, - мыс Челюскин, лишь в сентябре корабль достиг Новосибирских островов. Далее, как и планировалось, курс был взят на север. В 20-х числах сентября 'Фрам', достигнув 78о 50' с. ш. в море Лаптевых, вмерз в лед. Дрейф начался!
Никто тогда не знал, что впереди были долгие три года нелегкой работы. Да, именно работы, а не пассивного пребывания на беспомощно дрейфующем корабле. В то время никто не слышал о психоаналитиках; еще, увы, не изобрели радио и уж тем более телевидение, далеко было до спутниковой связи, интернета и мобильных телефонов. Поэтому только активная деятельность могла отвлечь людей от мрачных мыслей, развеять наплывающую временами неуверенность и отогнать волнение за судьбу оставшихся дома близких. Лишь благодаря работе можно было не сойти с ума от однообразия быта и монотонности окружающей суровой природы. Это явно проступает из записей, сделанных Нансеном. Вот одна из них: 'Понедельник, 26 марта. Стоим неподвижно; дрейфа нет. Долго ли продлится это? Весна наступает, но не приносит радости. Здесь так же уныло и холодно, как всегда. Еще семь лет такой жизни или даже четыре - что будет тогда с душой?.. Я не имею больше мужества думать о будущем... Что будет дома, когда пройдут годы и никто не вернется? Я знаю, это - болезненное настроение; но это бездеятельное, мертвое однообразие без всякой перемены угнетает дух. Нет никакой борьбы, нет даже ее возможности! Все так уныло, так мертво, так застыло и окоченело под ледяным покровом... Даже душа - и та, кажется, застывает! Чего бы я ни дал за один день борьбы, даже за одно мгновение опасности!' Их этих строк отчетливо видно, что Нансен не был киношным супергероем. Как и любого нормального человека, его временами одолевали сомнения, подчас наступала и апатия. И возможность высказать на бумаге свои печали оказывала на него благотворное влияние, поскольку была, как замечал сам ученый, способом избавления от невеселых мыслей. Сказанное, на наш взгляд, лишь делает личность Нансена еще более притягательной. Потому что, прекрасно осознавая все трудности полярной экспедиции, он организовал ее работу таким образом, что его друзьям особо некогда было размышлять о целесообразности принятого ими решения. На судне был выработан строгий режим. Вставали в восемь утра. Главным занятием была, конечно же, постоянная научная работа, в которой принимало участие большинство участников экспедиции. Больше всего внимания требовали метеорологические наблюдения, производившиеся круглосуточно, через каждые два-четыре часа. Помимо этого, осуществлялись астрономические и магнитные наблюдения, гидрографические исследования (включая собирание животных и растений); наблюдали и за северным сиянием. Понятно, что для несведущих этот, на первый взгляд, короткий перечень вряд ли дает правильное представление об объеме выполняемых работ. Поэтому приведем одну короткую цитату из книги Нансена: 'Среда, 4 октября. Вчера и сегодня ветер с северо-запада. Вчера было -16?, сегодня -14?С. Я занимался целый день опусканием лота** и достиг 1600 метров глубины'. Обратите внимание, - целый день! Кстати, никто и предположить не мог, что будут встречены такие большие глубины. Соответствующего оборудования не было, и пришлось самим, на морозе -30 - -40?С, делать проволоку длиною от 4000 до 5000 м., пожертвовав одним из стальных тросов. Естественно, и кроме главных занятий всегда находилось какое-нибудь дело. Как замечает Нансен: 'Нетрудно было придумать для каждого работу, которая бы доставляла ему достаточно движения и развлекала настолько, чтобы время не казалось ему невыносимо долгим'. То нужно было исправить что-нибудь на судне или в его оснастке, то достать из ящиков в трюме и передать повару продукты; постоянно приходилось добывать для кухни чистый пресный лед. Кроме того, всегда оказывалась нужной какая-нибудь работа в мастерских. Наконец, каждый из экипажа был сам себе сапожник. В итоге, спать укладывались лишь около полуночи, поставив предварительно караул. Понятие полуночи в условиях Арктики имеет совсем другое значение, поскольку и сама ночь здесь вовсе не то же самое, что в умеренных широтах. Для тех, кто подзабыл географию, напомним, что полярная ночь - это не темное время суток, всегда составляющее менее 24 часов.
Полярная ночь - это темное время года длительностью до 176 суток на Северном полюсе. За годы дрейфа Нансену и его друзьям довелось пережить три полярные ночи, когда на протяжении многих недель они не видели солнца. Казалось бы, после этого можно было возненавидеть темноту. А в книге Нансена мы находим такие строки: 'Нет ничего прекраснее арктической ночи. Это страна грёз, окрашенная самыми нежными тонами, которые только можно себе представить: Одна тень сливается с другой, так что не знаешь, где кончается одна и где начинается другая. Форм нет; все как бы слилось в одну тихую, мечтательно окрашенную музыку, в доносящуюся издали протяжную мелодию. И не есть ли вся красота жизни так же возвышенна, нежна и чиста, как эта ночь? Придайте ей яркие краски, и она уже не будет более так прекрасна'. Вот вам и пресловутая невозмутимость 'холодных' скандинавов! И это далеко не единственный пример художественного стиля доктора Нансена! Вот еще: 'Лед непокоен, и сегодня опять был довольно сильный напор. Начинается он слабым треском и шипеньем вдоль судна, постепенно усиливающимся во всех тонах. То это высокий жалобный тон, то злобный негодующий крик, то ворчание: Шум непрерывно увеличивается, пока не достигает мощности звуков органа; судно дрожит, качается, подымается: Мы испытываем приятное чувство довольства, когда слышим весь этот шум и треск, поскольку остаемся уверенными за свой 'Фрам'. Иное судно уже давно было бы раздавлено. А у нас лед раздробляется при напоре, куски его втискиваются под тяжелый неуязвимый корпус, и мы лежим, как в постели'. Трудно определить сразу, чего больше в этих словах - поэзии души, строгости ученого или удовлетворенности организатора, который хорошо знает и делает свое дело. Думается, всего понемногу. Во всяком случае, умение воспринимать красоту подчас грозных природных сил помогало выдержать долгие месяцы дрейфа. А он то радовал, то огорчал Нансена. Временами 'Фрам' решительно продвигался на север, и сердце руководителя экспедиции наполнялось радостью. Но, вдруг, словно передумав, корабль приостанавливался и начинал двигаться в противоположную сторону. Иногда в течение двух месяцев оказывалось, что 'Фрам' практически стоит на одном месте. Поэтому Нансен однажды и записал: 'Мы подвигаемся с жалкою скоростью улитки, но без постоянства последней'. Казалось бы, все идет по плану. В безопасности пребывания на судне, которое уже прошло неоднократные испытания на прочность, сомневаться не приходилось. В помещениях, освещаемых электричеством, было тепло. Запасы угля для топлива, а также динамита и пороха для подрыва льда тоже не вызывали опасений. Благодаря заранее продуманным мерам, удалось избежать бича полярных экспедиций - цинги. По вечерам, во время отдыха, члены экипажа нередко проводили время вместе за нехитрыми играми. 'Я почти стыжусь образа жизни, какой мы здесь ведем. Нет и помину о тех, нарисованных мрачными красками, страданиях длинной полярной ночи, которые неминуемо должны будто бы сопровождать каждую полярную экспедицию. Нам нечего будет сообщить об этом, когда мы вернемся домой', - замечает Нансен, описывая быт на 'Фраме'... Неугомонная натура требует более активных действий, и, когда в конце 1894 года Нансен убеждается, что ледовый дрейф неумолимо идет южнее полюса, он принимает новое решение - покинуть корабль и двинуться к северу.
Для этой цели он выбирает только одного человека - Ф.Я. Йохансена, с которым 14 марта 1895 года и отправляется в путь. Этот, ставший составной частью экспедиции, поход заметно отличался по своим условиям от дрейфа на 'Фраме'. Уже через несколько дней два путешественника не без сожаления вспоминали свой уютный корабль, еще раз оценив комфорт пребывания на нем. Да и как было не вспомнить, если даже обычная и, казалось бы, приятная процедура приема пищи сопровождалась ощутимыми неудобствами. Когда они сидели на санях и обедали, ветер пронизывал Нансена и его спутника до костей, несмотря на то, что оба зачастую завертывались в шерстяные одеяла. Иногда, ища укрытия и тепла, они расстилали на льду свои спальные мешки и залезали туда со своей небогатой снедью. Правда, это мало помогало. Во время же сильных морозов, стремясь согреться, они вообще ели на ходу, беспрерывно двигаясь взад и вперед. Но это, между прочим, не помешало Нансену вести на протяжении всего перехода метеорологические и гидрологические инструментальные наблюдения. Нансен пишет, что он наметил ежедневно находиться в пути по 9 -10 часов. Но взятые с собою средства передвижения - лыжи и трое нарт с собаками - часто оказывались бесполезными. Дело в том, что поверхность, по которой шли Нансен и его спутник, мягко говоря, не способствовала путешествию. Это были почти сплошные нагромождения льдин (так называемые торосы) и затянувшиеся полыньи, преодоление которых требовало отчаянных усилий, да и представляло опасность. Обманчивый слой снега покрывал неровности и трещины, в которые легко проваливалась нога без лыжи, рискуя быть сломанной. Чтобы найти более или менее приемлемый проход, приходилось делать короткие разведки по разным направлениям. После того, как путь был выбран, надо было снова возвращаться, чтобы забрать сани. Поскольку подобное повторялось беспрерывно, к вечеру люди уставали до полусмерти. На 'Фраме' в таком случае они приняли бы горячий душ и легли в заранее приготовленные теплые постели. Здесь же - надлежало поставить на ночь палатку и приготовить поесть нечто, подобное горячему супу. Для этого отыскивали и приносили пресный лед. Кроме того, следовало накормить и привязать собак. К тому же, Йохансен ежедневно во время стоянок вынужден был вытаскивать из лап животных почти невидимые ледяные иголки, которые набивались между когтями. После того, как, проделав все это, путешественники, наконец, залезали в палатку, начинался новый этап мучений. Оттаивая понемногу, одежда постепенно из ледяного панцыря превращалась в мокрый, холодный компресс, который так и не высыхал до утра. Продрогшие, измотанные до предела люди нередко засыпали на полуслове, не дождавшись, пока сварится суп. Вот характерная в этом смысле запись Нансена: 'Мы разостлали наш спальный мешок и залезли в него с нашею едой, но я так утомился, что немедленно заснул с куском хлеба в руках'. Невероятно тяжелый в физическом отношении переход Нансена и Йохансена усугублялся еще и тем, что они двигались по дрейфующему льду. И, если на 'Фраме' резкие смены направления дрейфа воспринимались, как нечто такое, что неизбежно следовало переждать, то здесь пассивность исключалась. 'Лед становится все хуже, и мы совсем не подвигаемся вперед... Ничего, кроме того же хаоса ледяных глыб, до самого горизонта. Нет смысла идти дальше; мы только жертвуем без пользы драгоценным временем'. 7 апреля 1895 года, около 86о14' с. ш. - самой высокой из достигнутых на то время широт, в 450 км от полюса, Нансен решает повернуть назад Путь домой оказался не менее тяжелым, чем дорога к полюсу. Нансен и Йохансен продвигались к югу и навстречу лету. Поэтому все чаще появлялись разной величины участки открытой воды. 'Повсюду кругом безнадежный лабиринт хребтов, каналов, илистого льда и громадных льдин, настолько перемешанных между собой, что можно вообразить, будто имеешь пред собою внезапно застывший прибой', - писал Нансен. Открытую воду путешественники преодолевали с помощью каяков***, взятых с собой с 'Фрама'. 24 июля Нансен и его товарищ вновь увидели сушу, с которой расстались почти два года назад. Это была Земля Франца-Иосифа, на запад от которой простиралось открытое море - свободный путь на родину. На каяках можно было сравнительно скоро достичь, как и планировалось, Шпицбергена. Но... скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Огромное разочарование подготовила Арктика двум полярникам. Вскоре мощный ветер нагнал к берегу невероятное количество глыб льда, пройти через которые не было никакой возможности. В конце августа Нансен понял, что придется зимовать - с тем, чтобы следующей весной или летом при благоприятных условиях попытаться вернуться на материк водным путем. Для обустройства зимовки путешественники имели сломанные сани, каяк, напоминающий из-за многочисленных пробоин сито, не менее привлекательную одежду и латанную-перелатанную палатку. Продукты, взятые с собой с корабля, давно закончились. Зато оба зимовщика приобрели ценный опыт. Именно благодаря ему они, в конечном итоге, умудрились соорудить себе убежище, которое вскоре было выстелено шикарными медвежьими шкурами. Успешная охота принесла им запасы мяса, сала и жира моржа, медведя, тюленя. Это не только сняло проблему питания, но и позволило освещать, а также согревать 'квартиру' на протяжении долгой полярной ночи. А она вскоре наступила. Сильные морозы и снежные метели вынуждали полярников иногда неделями бездеятельно лежать в тесном, задымленном помещении. В такие дни они не могли выходить даже на прогулки и спали или дремали. Когда же ветер стихал, стояла такая звенящая тишина, какая может быть только на полярных просторах. Так текли месяц за месяцем... Только в мае 1896 года Нансен и Йохансен покинули свою зимовку, и вновь началась их борьба со льдами. Через месяц они, наконец, добрались до открытой воды и, связав вместе каяки, поплыли на юг. Как-то, высадившись на одну из плавающих льдин для того, чтобы с высокого тороса осмотреть окрестности, усталые путешественники допустили оплошность, едва не ставшую фатальной. Налетевшим порывом ветра лодки оторвало от привязи и стало уносить в море. Прекрасно осознавая, что подобная утрата - это катастрофа, Нансен, не раздумывая, бросился в ледяную воду и поплыл вдогонку. Буквально чудом, когда усталость и намокшая тяжелая одежда уже стали тянуть окоченевшее тело на дно, ему удалось вернуть лодку. Дни сменяли друг друга; силы людей, упрямо продвигавшихся на юг, таяли. Но, несомненно, Нансен был любимцем судьбы. 18 июля 1896 года на одном из южных островов Земли Франца-Иосифа произошла неожиданная встреча с руководителем английской арктической экспедиции Джексоном. Наконец-то, тяготы и лишения закончились. Джексон отправил обоих норвежцев на английском корабле на родину, куда они и прибыли в середине августа 1896 года. А уже через шесть дней (очередное благоволение судьбы) в Норвегию вернулся невредимым и 'Фрам'. За три года не был потерян ни один человек... Завершая короткий рассказ об одной из самых знаменитых и, что особенно важно, успешных полярных экспедиций, хотелось бы в очередной раз процитировать ее прославленного организатора и исполнителя: 'Нигде, вероятно, знание не покупалось большею ценой лишений, бедствий и страданий; но человеческий дух не в состоянии успокоиться до тех пор, пока и в этих странах каждое место не станет доступным, пока не будет разрешена и там, на Севере, каждая загадка'. Каждому из этих слов можно безоговорочно верить, потому что за ними стоит имя Нансена. Он сполна испытал тяжелое бремя полярных путешествий, раскрыв немало загадок Севера. Результаты экспедиции Нансена 1893-1896 гг. буквально перевернули представления того времени о Центральной Арктике. Прежде всего, было опровергнуто распространенное тогда мнение о том, что в районе полюса находится мелководное море. Иначе говоря, доказано было само существование Северного Ледовитого океана - глубоководного водоема, в котором, как оказалось, существуют мощные поверхностные и глубинные течения. Получены были ценные наблюдения за погодой и органическим миром глубинных районов Арктики. Экспедиция Нансена стала образцом научных исследований, а имя его - одним из самых популярных в мире и авторитетных среди ученых. Описание его путешествий было переведено почти на все европейские языки и переиздается до настоящего времени. Читайте об этих путешествиях! Они того стоят!
И этот путь начался 24 июня 1893 года. В тот день Нансен попрощался со своей молодой женой и маленькой дочкой. 'Позади меня оставалось все, что было мне дорого в жизни. Что было впереди? И сколько лет может пройти, прежде чем я все это увижу снова?' - так описывает он этот момент в своей книге. Путь к цели был долгим. Только 21 июля 'Фрам' покинул берега родной Норвегии и двинулся вдоль берегов Евразии на восток. Обогнув крайнюю северную оконечность материка, - мыс Челюскин, лишь в сентябре корабль достиг Новосибирских островов. Далее, как и планировалось, курс был взят на север. В 20-х числах сентября 'Фрам', достигнув 78о 50' с. ш. в море Лаптевых, вмерз в лед. Дрейф начался!
Никто тогда не знал, что впереди были долгие три года нелегкой работы. Да, именно работы, а не пассивного пребывания на беспомощно дрейфующем корабле. В то время никто не слышал о психоаналитиках; еще, увы, не изобрели радио и уж тем более телевидение, далеко было до спутниковой связи, интернета и мобильных телефонов. Поэтому только активная деятельность могла отвлечь людей от мрачных мыслей, развеять наплывающую временами неуверенность и отогнать волнение за судьбу оставшихся дома близких. Лишь благодаря работе можно было не сойти с ума от однообразия быта и монотонности окружающей суровой природы. Это явно проступает из записей, сделанных Нансеном. Вот одна из них: 'Понедельник, 26 марта. Стоим неподвижно; дрейфа нет. Долго ли продлится это? Весна наступает, но не приносит радости. Здесь так же уныло и холодно, как всегда. Еще семь лет такой жизни или даже четыре - что будет тогда с душой?.. Я не имею больше мужества думать о будущем... Что будет дома, когда пройдут годы и никто не вернется? Я знаю, это - болезненное настроение; но это бездеятельное, мертвое однообразие без всякой перемены угнетает дух. Нет никакой борьбы, нет даже ее возможности! Все так уныло, так мертво, так застыло и окоченело под ледяным покровом... Даже душа - и та, кажется, застывает! Чего бы я ни дал за один день борьбы, даже за одно мгновение опасности!' Их этих строк отчетливо видно, что Нансен не был киношным супергероем. Как и любого нормального человека, его временами одолевали сомнения, подчас наступала и апатия. И возможность высказать на бумаге свои печали оказывала на него благотворное влияние, поскольку была, как замечал сам ученый, способом избавления от невеселых мыслей. Сказанное, на наш взгляд, лишь делает личность Нансена еще более притягательной. Потому что, прекрасно осознавая все трудности полярной экспедиции, он организовал ее работу таким образом, что его друзьям особо некогда было размышлять о целесообразности принятого ими решения. На судне был выработан строгий режим. Вставали в восемь утра. Главным занятием была, конечно же, постоянная научная работа, в которой принимало участие большинство участников экспедиции. Больше всего внимания требовали метеорологические наблюдения, производившиеся круглосуточно, через каждые два-четыре часа. Помимо этого, осуществлялись астрономические и магнитные наблюдения, гидрографические исследования (включая собирание животных и растений); наблюдали и за северным сиянием. Понятно, что для несведущих этот, на первый взгляд, короткий перечень вряд ли дает правильное представление об объеме выполняемых работ. Поэтому приведем одну короткую цитату из книги Нансена: 'Среда, 4 октября. Вчера и сегодня ветер с северо-запада. Вчера было -16?, сегодня -14?С. Я занимался целый день опусканием лота** и достиг 1600 метров глубины'. Обратите внимание, - целый день! Кстати, никто и предположить не мог, что будут встречены такие большие глубины. Соответствующего оборудования не было, и пришлось самим, на морозе -30 - -40?С, делать проволоку длиною от 4000 до 5000 м., пожертвовав одним из стальных тросов. Естественно, и кроме главных занятий всегда находилось какое-нибудь дело. Как замечает Нансен: 'Нетрудно было придумать для каждого работу, которая бы доставляла ему достаточно движения и развлекала настолько, чтобы время не казалось ему невыносимо долгим'. То нужно было исправить что-нибудь на судне или в его оснастке, то достать из ящиков в трюме и передать повару продукты; постоянно приходилось добывать для кухни чистый пресный лед. Кроме того, всегда оказывалась нужной какая-нибудь работа в мастерских. Наконец, каждый из экипажа был сам себе сапожник. В итоге, спать укладывались лишь около полуночи, поставив предварительно караул. Понятие полуночи в условиях Арктики имеет совсем другое значение, поскольку и сама ночь здесь вовсе не то же самое, что в умеренных широтах. Для тех, кто подзабыл географию, напомним, что полярная ночь - это не темное время суток, всегда составляющее менее 24 часов. Полярная ночь - это темное время года длительностью до 176 суток на Северном полюсе. За годы дрейфа Нансену и его друзьям довелось пережить три полярные ночи, когда на протяжении многих недель они не видели солнца. Казалось бы, после этого можно было возненавидеть темноту. А в книге Нансена мы находим такие строки: 'Нет ничего прекраснее арктической ночи. Это страна грёз, окрашенная самыми нежными тонами, которые только можно себе представить: Одна тень сливается с другой, так что не знаешь, где кончается одна и где начинается другая. Форм нет; все как бы слилось в одну тихую, мечтательно окрашенную музыку, в доносящуюся издали протяжную мелодию. И не есть ли вся красота жизни так же возвышенна, нежна и чиста, как эта ночь? Придайте ей яркие краски, и она уже не будет более так прекрасна'. Вот вам и пресловутая невозмутимость 'холодных' скандинавов! И это далеко не единственный пример художественного стиля доктора Нансена! Вот еще: 'Лед непокоен, и сегодня опять был довольно сильный напор. Начинается он слабым треском и шипеньем вдоль судна, постепенно усиливающимся во всех тонах. То это высокий жалобный тон, то злобный негодующий крик, то ворчание: Шум непрерывно увеличивается, пока не достигает мощности звуков органа; судно дрожит, качается, подымается: Мы испытываем приятное чувство довольства, когда слышим весь этот шум и треск, поскольку остаемся уверенными за свой 'Фрам'. Иное судно уже давно было бы раздавлено. А у нас лед раздробляется при напоре, куски его втискиваются под тяжелый неуязвимый корпус, и мы лежим, как в постели'. Трудно определить сразу, чего больше в этих словах - поэзии души, строгости ученого или удовлетворенности организатора, который хорошо знает и делает свое дело. Думается, всего понемногу. Во всяком случае, умение воспринимать красоту подчас грозных природных сил помогало выдержать долгие месяцы дрейфа. А он то радовал, то огорчал Нансена. Временами 'Фрам' решительно продвигался на север, и сердце руководителя экспедиции наполнялось радостью. Но, вдруг, словно передумав, корабль приостанавливался и начинал двигаться в противоположную сторону. Иногда в течение двух месяцев оказывалось, что 'Фрам' практически стоит на одном месте. Поэтому Нансен однажды и записал: 'Мы подвигаемся с жалкою скоростью улитки, но без постоянства последней'. Казалось бы, все идет по плану. В безопасности пребывания на судне, которое уже прошло неоднократные испытания на прочность, сомневаться не приходилось. В помещениях, освещаемых электричеством, было тепло. Запасы угля для топлива, а также динамита и пороха для подрыва льда тоже не вызывали опасений. Благодаря заранее продуманным мерам, удалось избежать бича полярных экспедиций - цинги. По вечерам, во время отдыха, члены экипажа нередко проводили время вместе за нехитрыми играми. 'Я почти стыжусь образа жизни, какой мы здесь ведем. Нет и помину о тех, нарисованных мрачными красками, страданиях длинной полярной ночи, которые неминуемо должны будто бы сопровождать каждую полярную экспедицию. Нам нечего будет сообщить об этом, когда мы вернемся домой', - замечает Нансен, описывая быт на 'Фраме'... | ||||||||||
 | ||||||||||
| Copyright © nord | norsk@narod.ru |